Цветной слух Скрябина и ноты Булгакова. Музыкальные истории из музеев

В тиши музейных фондов и залов постоянных экспозиций хранятся предметы, за которыми стоят истории, наполненные музыкой. Предлагаем заглянуть в четыре московских музея и представить себе, как Марина Цветаева включает граммофонные записи цыганских романсов, Александр Скрябин устраивает домашние светомузыкальные концерты для друзей, а Михаил Булгаков ищет старое издание нот «Щелкунчика» для своего друга — дирижера Большого театра Александра Мелик-Пашаева.

Ноты друга Михаила Булгакова

С Александром Мелик-Пашаевым, впоследствии ставшим главным дирижером Большого театра, Михаил Булгаков познакомился в октябре 1935-го. 10 ноября того же года жена писателя Елена Сергеевна сделала запись в дневнике: «“Кармен” в Большом театре. После спектакля у нас ужинали Яков Л. и Мелик-Пашаев».

Есть основания полагать, что во время именно этого ужина Михаил Афанасьевич преподнес гостю французские ноты балета Петра Чайковского «Щелкунчик». Ноты, возможно, купленные у букиниста, хранят две дарственные надписи. Первая, датированная 1922 годом, сообщает о том, что ноты были подарены учительницей музыки «на добрую память» некой Люсе Яновской. Эти строки перечеркнуты, ниже рукой Булгакова дописано: «Надпись аннулирована. Александру Шамильевичу Мелик-Пашаеву». В этом шутливом тоне отражен характер их дружбы — обладавшие прекрасным чувством юмора, они часто устраивали друг другу веселые розыгрыши. По воспоминаниям сына Мелик-Пашаева, Булгаков часто пародировал его.

В 1930-е годы, когда они подружились, Булгаков переживал непростые времена. Его не печатали, спектакли по его пьесам убирали из репертуаров, в прессе появлялись желчные статьи о его творчестве. В доме Булгаковых становилось все меньше гостей.

«Правда, в последние годы круг гостей заметно сузился, но только потому, что гости стали его утомлять. Он предпочитал, чтобы приходили “свои”. Из этих “своих” нужно прежде всего назвать Владимира Владимировича Дмитриева, Петра Владимировича Вильямса и Александра Шамильевича Мелик-Пашаева», — так описывал этот период друг Булгакова драматург Сергей Ермолинский.

Мелик-Пашаев оставался другом Михаила Афанасьевича. После ухода из МХАТа Булгаков устроился в Большой на должность консультанта-либреттиста. Вместе с Мелик-Пашаевым в 1936–1937 годах они готовили оперу «Минин и Пожарский», но ее не было суждено представить публике — постановку запретили.

После того, как пьесу «Батум» о молодости Сталина, над которой работал Булгаков, не допустили до постановки, в 1939 году его здоровье стало ухудшаться. 10 марта 1940-го он умер. Вскоре после смерти Булгакова Мелик-Пашаев вспомнит о подарке, с которого началась их дружба, в письме вдове писателя:

«Передо мной лежит открытка. С нее глядят на меня вдумчивые ласковые глаза. Большой умный лоб перерезан размашистым, крупным почерком. Все! Все во внешнем мире, что осталось мне от любимого друга, — да еще четырехручный “Щелкунчик”, подаренный им давным-давно, в первые дни счастливого знакомства».

Мелик-Пашаев пережил друга почти на четверть века. Он умер в 1964-м. Александр Шамильевич похоронен на Новодевичьем кладбище, как и Булгаков.

Граммофон Марины Цветаевой

Страсть к музыке Цветаевой привила мать. Маленькая Марина ходила в музыкальную школу, училась играть на рояле и наслаждалась, слушая талантливую игру мамы. В родительском доме в Трехпрудном переулке звучали и рояль, и гитара. Появившийся на рубеже веков граммофон — техническое изобретение, позволившее слушать музыку в записи, — разделил публику на противников и сторонников. Марина Ивановна в этом вопросе поддерживала прогресс.

Граммофон появился у Цветаевой осенью 1911 года, после лета, проведенного в Коктебеле и принесшего знакомство с будущим мужем Сергеем Эфроном. Тогда это была абсолютная новинка — граммофон запатентовали в США осенью 1887-го. Изобретатель Эмиль Берлинер, которому мы обязаны также созданием микрофона, сделал первый граммофон на базе фонографа, изобретенного в свою очередь независимо друг от друга Шарлем Кро и Томасом Эдисоном. В начале ХХ века качество звучания прибора улучшилось, а с конца 1920-х его стали применять в звуковом кино.

Марина Цветаева мечтала о граммофоне целый год. Выбор пал на очень скромный, недорогой аппарат, который, однако, доставил ей и ее близким немало приятных минут. Какие пластинки слушала Цветаева? Установить это доподлинно невозможно. Ее дочь Ариадна вспоминала «граммофон с трубой в виде гигантской повилики: в нем жили голоса цыганок». Цыганские романсы были необыкновенно популярны в эпоху Серебряного века, Цветаева приобретала пластинки с записями Вари Паниной и Анастасии Вяльцевой. Но были и записи классической музыки, русской и европейской, знакомой и любимой с детства.

Ариадна Эфрон описывает граммофон с вишневой деревянной трубой, который Цветаева держала в своей комнате в квартире в Борисоглебском переулке, снятой осенью 1914 года. Перед отъездом в эмиграцию в 1922-м граммофон пришлось продать, как и немногие уцелевшие за годы войны вещи, о чем Цветаева вспоминала в «Повести о Сонечке»:

«Граммофон пел и играл нам — все, что умел, все, что “умели” — мы: нашу молодость, нашу любовь, нашу тоску, нашу разлуку. И когда я потом, перед отъездом из России, продала его татарину, я часть своей души продала — и всю свою молодость».

В Борисоглебском переулке (дом 6) находится Дом-музей Марины Цветаевой. В мемориальной квартире можно увидеть немного иной граммофон, чем у поэтессы. Это аппарат начала ХХ с жестяным рупором — один из даров, принятых фондами музея. Кстати, послушать любимую музыку Цветаевой можно онлайн в спецпроекте «Музыкальная шкатулка» на сайте музея. 

Светомузыка Скрябина

Александр Скрябин был необыкновенным человеком, во многом опередившим свое время. Именно ему мы обязаны изобретением светомузыки — композитор стал первым, кто совместил в одном музыкальном произведении звук, свет и цвет. Цветосветовой аппарат для домашних исполнений изготовили по его собственным эскизам для сопровождения исполнения симфонической поэмы «Прометей» (1910). Скрябин ввел в ее партитуру партию света Luce, световую строку, записанную обычными нотами и предназначенную для исполнения на световой клавиатуре. Образ Прометея, древнегреческого героя, который принес людям огонь, Скрябин видел ярким пламенем. В световой строке произведения имели особую смысловую нагрузку два цвета — фиолетовый и красный.

Способность видеть звук в современной науке называется синестезией. Это явление было известно с конца XIX века — в то время о композиторах, которые обладали ею, как Скрябин, говорили, что у них цветной слух. Цветным слухом, в частности, обладал Николай Римский-Корсаков. Но Скрябин стал первым, кто решил поделиться им с публикой.

Впрочем, первое публичное исполнение «Прометея» в 1911 году прошло без воспроизведения световой строки. Композитор, сидевший в день премьеры за роялем, сам принял такое решение — цветосветовой аппарат не успевали сделать в срок. Довольно долго «Прометей» звучал в больших залах как обычное симфоническое произведение. И лишь друзья композитора знали настоящего «Прометея» — светозвуковое исполнение проходило дома у Скрябина. Квартиру в Большом Николопесковском переулке, где сегодня располагается его мемориальный музей, композитор выбрал в том числе и потому, что в ней было проведено электричество.

Гости собирались, а хозяева плотно закрывали шторы и гасили верхний свет. Скрябин усаживался к роялю, а его супруга — к цветосветовому аппарату. Оба инструмента и сейчас стоят на том же месте, что и почти 100 лет назад, — в рабочем кабинете.

Первая гармоника

Один из самых популярных музыкальных инструментов — гармоника — также считается и одним из самых загадочных. Существует несколько версий ее появления. Согласно одной, гармонику изобрели в Англии, другая приписывает ее изобретение берлинскому мастеру XIX века Христиану Фридриху Людвигу Бушману, а если верить третьей, то первая гармоника появилась в Российской империи в конце XVIII века. Этой версии придерживался и Альфред Мирек (1922–2009), искусствовед и основатель Музея русской гармоники. Изобретателем инструмента, согласно его теории, был мастер органного искусства чешского происхождения Франтишек Киршник. Альфред Мирек сделал реконструкцию первой гармоники Киршника, которая теперь хранится в музее.

Киршник жил в Дании, Германии и других странах. В 1770-е годы по приглашению Екатерины II он прибыл в Санкт-Петербург, чтобы заниматься починкой органов. В свободное время в своей мастерской он искал новые способы извлечения звука. В 1783-м мастер представил публике результат экспериментов — гармонику. Инструмент разительно отличался от той гармоники, которую мы знаем сегодня. Гармоника Киршника была настольной — за нее садились, как за фортепиано. Для игры на ней музыкант одной рукой управлял мехом, встроенным в корпус, а другой нажимал на клавиши. Звук извлекался при помощи металлического язычка, который колебался под действием потока воздуха.

Важная особенность гармоники заключалась в том, что она не нуждалась в настройке. Очень быстро изобретение Киршника стало популярно и среди музыкантов, игравших на клавишных инструментах, и среди любителей.