Главный хранитель — человек, который знает все о каждом предмете в коллекции музея. Ему известно, откуда пришла в музей вещь, какую ценность она собой представляет, какие с ней связаны истории. Конечно, у каждого хранителя есть свои фавориты. О своих любимых экспонатах рассказывает Василий Греков, главный хранитель Дома-музея Марины Цветаевой.
Совместный материал mos.ru и агентства «Мосгортур».
Фотография Марины Цветаевой с Ариадной Эфрон в матроске
Мать и дочь. В детстве Ариадна — одаренная девочка, «домашний гений», любимица матери, героиня ее стихов — боготворила Марину Цветаеву и находилась под сильнейшим ее влиянием, в юности отстранилась, захотела свободы. Но свобода обернулась для вернувшейся на родину эмигрантки годами тюрем, лагерей и ссылки. После реабилитации «за отсутствием состава преступления» Ариадна Эфрон сделала все, чтобы творческое наследие ее матери, запрещенное в СССР, вновь вернулось к читателям.
Кофейная чашка
Согласно семейной легенде дарителей, этот предмет принадлежал Цветаевой. В своих воспоминаниях Ариадна Эфрон писала: «...я нечаянно разбила одну из двух ее любимых чашек старинного фарфора — к счастью, не ту, что с Наполеоном, а ту, что с Жозефиной, и, заливаясь слезами, кричала: “Я разбила его жену! Теперь он овдовел!”». Чашка, демонстрируемая в музее, восстановлена, собрана из осколков.
То самое платье
Платье Марины Цветаевой. Фасон, который никогда не выйдет из моды. Предположительно, именно о нем идет речь в воспоминаниях Ариадны Эфрон, описывающей поход в берлинский универмаг с матерью и Любовью Михайловной Эренбург-Козинцевой летом 1922 года: «Марина купила <…> под категорическим нажимом Любови Михайловны платье себе, совсем уж простенькое “бауэрнклайд”; крестьянский этот, ситцевый фасон с обтянутым лифом и сборчатой юбкой она любила и носила всю жизнь, каждое лето этой жизни».
Цветаева одевалась просто, в вещах ценила «прочность, испытанную временем: не признавала хрупкого, мнущегося, рвущегося, крошащегося, уязвимого, одним словом — “изящного”». По словам дочери, Марина Цветаева «не отвергала моду, как считали некоторые поверхностные ее современники, но, не имея материальной возможности ни создавать ее, ни следовать ей, брезгливо избегала нищих под нее подделок и в годы эмиграции с достоинством носила одежду с чужого плеча».
.jpg)
Не так было до революции, когда у Цветаевой была возможность создавать свой особенный стиль и смело, порой вопреки принятым нормам, следовать ему. В декабре 1913 года она писала своему другу Михаилу Фельдштейну: «Завтра будет готово мое новое платье — страшно праздничное: ослепительно-синий атлас с ослепительно-красными маленькими розами. Не ужасайтесь! Оно совсем старинное и волшебное. Господи, к чему эти унылые английские кофточки, когда так мало жить! Я сейчас под очарованием костюмов. Прекрасно — прекрасно одеваться вообще, а особенно — где-нибудь на необитаемом острове, — только для себя!»
Настольный секретер Фаины Раневской
Предмет необычный, как и его хозяйка. С жизнью театральной и творческой Москвы юную Раневскую, приехавшую в первопрестольную из Таганрога, знакомила Екатерина Васильевна Гельцер, прима-балерина Большого театра. «В одном обществе, куда Гельцер взяла меня с собой, мне выпало счастье — я познакомилась с Мариной Цветаевой…» — позже вспоминала Фаина Георгиевна. Встреча эта состоялась в 1915 году.
Пейзажи кисти Максимилиана Волошина
Цветаева встретилась с Максимилианом Волошиным в московском издательстве в декабре 1910 года, и уже на следующий день поэт посвятил ей стихотворение. В мае 1911-го именно в Коктебеле у Волошина Цветаева познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном.
Максимилиан Волошин был не только поэтом, но и художником: он написал множество пейзажей Крыма, Испании и Франции. Некоторые крымские работы хранятся сейчас в московском Доме-музее Марины Цветаевой.
Крым Серебряного века. Морская гладь с солнечной дорожкой в центре. На заднем плане очертания гор, солнце. Слева на переднем плане ветка дерева, в правом нижнем углу камни. В серо-голубых тонах. Посмотришь на эту стену, и сразу в отпуск хочется.
Коралловые бусы
Эти бусы принадлежали Марине Цветаевой. Она подарила их сотруднице редакции переводной литературы Гослитиздата Зинаиде Петровне Кульмановой, с которой познакомилась в 1940 году. «За год нашего знакомства, вплоть до отъезда Цветаевой из Москвы, Марина Ивановна несколько раз приходила к нам в редакцию. <...> На прощанье Марина Ивановна подарила мне коралловые бусы...» — писала Кульманова в воспоминаниях о Цветаевой. Позже сестра Зинаиды Петровны передала украшение в музей. Этот предмет всегда вызывает живой отклик у посетителей.
.jpg)
Паровозик Мура
Этот маленький черно-золотой паровозик принадлежал Георгию Эфрону, или Муру, как его звали дома, сыну Марины Цветаевой. Игрушка из разряда нетленной классики: дети всегда любили и вряд ли когда-нибудь разлюбят играть в железную дорогу. Судьба Мура, как и всех членов этой семьи, сложилась трагически: ему было 16 лет, когда погибла мать и расстреляли отца, а сестра находилась в заключении. Шла война. В 1944 году он был призван в армию. Он мечтал о литературном поприще, о будущем, но этим мечтам не было суждено сбыться: Георгий Эфрон погиб в своем первом бою. Ему было 19 лет.
