Отправляемся прямиком в XIX век — в те времена, когда по Хитровке, чуть ли не сплошь населенной ворами, стоило ходить с опаской. Прогуляемся в окрестностях самого старого здешнего дома, где располагалась ночлежка, вдохновившая мхатовцев, которые в 1902 году ставили спектакль «На дне». А потом двинемся на северо-восток, попутно изучая роскошные образцы модерна и заводской архитектуры.
Mos.ru заканчивает серию публикаций, созданных по мотивам «Уличного лектория» — проекта Музея Москвы, в рамках которого москвоведы и историки летом 2017 года знакомили всех желающих с историей отдельных районов города. «Уличный лекторий» вернется летом, а пока можно вооружаться конспектами лекций и гулять — благо наступила весна.
Подкопаевский переулок, дом 11/11/1, строение 2
Этот дом на Хитровской площади уникален по двум причинам. Во-первых, это палаты ХVII века. До сих пор неизвестно, кому именно они принадлежали, вероятно, стольнику-воеводе Бутурлину. О том, что дом настолько древний, никто не подозревал до 2004 года — тогда отвалился кусок штукатурки и стала видна большемерная кладка, характерная для середины ХVII века. Если войти во внутренний двор, очень хорошо видны остатки красного крыльца, целые изразцы, кирпичи с клеймами времен царя Алексея Михайловича — все, что веками было скрыто за штукатуркой.
Вторая особенность этого дома — галереи. Заходим с Хитровской площади через арку в первый двор, где расположены палаты, проходим его и попадаем во второй. Здесь мы видим пристроенные в более позднее время к палатам деревянные галереи — очень редкое для нынешней Москвы явление (сегодня таких домов в столице всего два, второй — дом 4 на Покровке). Их вид напоминает о приморских городах, например об Одессе или Батуми. Но еще 150 лет назад количество домов с галереями в Москве исчислялось сотнями.
В XIX веке, после отмены крепостного права, нищие в поисках заработка устремились в Москву. И Хитровка, когда-то являвшаяся элитным районом, частично превратилась в городское дно. Здесь была организована настоящая биржа труда для дореволюционных гастарбайтеров, о работе которой можно почитать в книгах Владимира Гиляровского. В то время, в конце XIX — начале ХХ века, дом, о котором мы говорим, принадлежал Елизавете Платоновне Ярошенко. Именно она пристроила эти деревянные галереи — не красоты ради, а для экономии. В доме она обустроила ночлежку — дешевую гостиницу для самых бедных постояльцев: без отопления, без водопровода, с удобствами на этаже.
Для Елизаветы Платоновны (а она была довольно богата, имела виллу в Италии) ночлежка эта была, к слову, не средством заработка, а благотворительностью. Кстати, из всех хитровских оборванцев в доме Ярошенко жили самые приличные — пропившие состояние бывшие интеллигенты, переписчики пьес, обедневшие князья. В 1902 году именно сюда наведались мхатовцы, в то время репетировавшие спектакль по пьесе Горького «На дне», — наблюдать типажи в естественной среде обитания.
Константина Станиславского, Владимира Немировича-Данченко и художника Виктора Симова в ночлежку привел Гиляровский, его на Хитровке любили и считали своим. В мемуарах участников той встречи зафиксирован конфликт, который разгорелся в ночлежке: о приезде высоких гостей прознали воры-рецидивисты, устроили провокацию, напали на Симова, в ход пошли табуретки и бутылки. Все могло закончиться крайне печально, если бы не грозный Гиляровский, пятиэтажной бранью остановивший беспредел.
Подсосенский переулок, дом 18/5
Это один из лучших образцов архитектуры модерна в Москве и один из самых интересных доходных домов. Прекрасный, совершенно безумный модерн, и при этом создал его не Шехтель или Кекушев, а малоизвестный архитектор Макаев, построивший в Москве всего три дома.
Макаев подписывался как князь Макашвили — он был родом из Грузии, а грузинская фамилия, как это обычно бывало в таких случаях, русифицировалась. Этот дом — пожалуй, вершина его творчества: модерн без всяких уступок, ни намека на симметрию. С Казарменного переулка у него один фасад, с Подсосенского переулка — совершенно другой, справа одни детали, слева — другие, окна разной формы (кое-где, кстати, сохранились подлинные деревянные рамы).
Вообще, московский модерн — это смесь всего, что приходило из Европы: венского, северного, французского, бельгийского, немецкого. В облике дома Макаева некоторые эксперты видят латиноамериканское влияние, но скорее это идеальное сочетание не сочетаемых на первый взгляд северных мотивов (эти башенки, грубая штукатурка, неяркие цвета — изначально дом был серым) и венских.
Этот дом называют по-разному: «дом с кошками», «дом с маками», даже «дом с кактусами». Его главное украшение — длинные белые цветочные стебли на фасаде, заканчивающиеся элементами, похожими на кошачьи головы. Красные маки здесь были раньше — на керамическом панно, которое ранее украшало аттик над карнизом со стороны Казарменного переулка. Серьезная часть декора, к сожалению, была утрачена в ходе ремонта в 1980-х годах.
Нижний Сусальный переулок, дом 5, строения 15–18
Кирпичные газгольдеры сегодня редкость. Похвастаться такими прекрасно сохранившимися образцами, какие есть в Москве, может далеко не каждый европейский город. А нам повезло, у нас был газовый завод, оставивший пять отличных цилиндрических газгольдеров середины XIX века.
Тогда было решено осветить Москву газовыми фонарями, конкурс выиграла англо-голландская фирма «Букье и Голдсмит», и тут же начали строить завод. Он был готов к концу 1865 года. До сегодняшнего дня дошли несколько корпусов в Нижнем Сусальном переулке и, конечно, газгольдеры.
Они были построены в 1865 году по проекту инженера и архитектора Рудольфа Бернгарда. Каждый — 20 метров в высоту, 40 метров в диаметре, еще на 10 метров сооружение уходит под землю. Изначально у них не было таких больших окон, как сейчас, лишь узкие прорези. Газ в кирпиче не хранили: внутри цилиндров не было межэтажных перекрытий, там помещался огромный металлический резервуар, в котором находился сжиженный газ. В декабре 1865 года в Москве зажглись первые газовые фонари, через три года их было уже несколько тысяч.
Дела у «Букье и Голдсмита» шли не очень успешно. В квартиры москвичи дорогой тогда газ проводить не спешили, кроме того, пакостили конкуренты-керосинщики, создававшие антирекламу газовому освещению, — они рассказывали, что газ, якобы, вреден для здоровья. Завод перепродали французским предпринимателям, и после истечения срока концессии он перешел во владение города. Несколько корпусов перестроили, но газгольдеры остались — вплоть до 1940-х годов они служили для хранения газа, полученного путем перегонки каменного угля.
После открытия газопровода, по которому газ шел в Москву из Саратова, завод перепрофилировали — здесь начали производить газовое оборудование: счетчики, плиты. В газгольдерах расположились цеха, в них разобрали металлические резервуары, в некоторых построили перекрытия, разделив на этажи.
В 1990-х завод закрылся. Под названием «Арма» (оно образовано от газозапорной арматуры, которую здесь производили) в его корпусах начал формироваться арт-кластер — здесь открывались фотостудии, клубы, бары. Постепенно корпуса и заводская территория в целом стала приходить в упадок. После реконструкции, проведенной в начале 2010-х, «Арма» превратилась в модное городское пространство.
Токмаков переулок, дом 17, строение 4
Эта церковь малоизвестна — она как бы скрыта от глаз многоэтажками, и, пожалуй, кроме прихожан и экскурсантов, ее никто не видит. А жаль — это еще один прекрасный образец модерна, правда, русского.
Старообрядцам церкви в XIX веке строить запрещали, а разрешили только после 1905 года, когда вышел указ о веротерпимости и свободе вероисповедания. Эта церковь — одна из построенных как раз после 1905-го. Она интересна тем, что старообрядцы, люди консервативные, выбрали такой стиль, как модерн, — новаторский, рвущий шаблоны, отрицающий все, что было прежде. Впрочем, модерн модерну рознь: в данном случае мы имеем дело с неорусским стилем — воплощенной фантазией на тему Древней Руси, Пскова, Новгорода и Владимира.
Старообрядческая Церковь Воскресения Христова и Покрова Богородицы вообще не похожа ни на одну церковь в Москве. Этот огромный треугольник над звонницей, который выглядит как какая-то древняя церковь, поставленная сверху на новую, — очень смелое, новаторское решение архитектора Ильи Бондаренко. Строили здание на средства Алексея Викуловича Морозова, принадлежавшего к династии старообрядцев-миллионеров Морозовых. Эта ветвь Морозовых относилась к беспоповцам — старообрядцам, отрицавшим священников, проведение литургий и обустройство алтарей в церквях, но тем не менее в церкви в Токмакове переулке есть алтарь. В этом она продолжает традиции древнего храмового зодчества.
Чудом она избежала сноса в 1930-е годы. Тогда церкви ломали как источники мракобесия, а на их месте строили школы — храмы просвещения. В этом случае школу построили рядом. Кстати, чтобы рассмотреть церковь лучше всего, нужно зайти в школьный двор.
Известна история из жизни архитектора Ильи Бондаренко. Он был довольно скромным человеком и редко раскрывал случайным собеседникам род своей деятельности, но однажды изменил своим принципам. Дело было в поезде по дороге в Германию. Попутчик Ильи Евграфовича, молодой московский архитектор, стал делиться с ним впечатлениями о новых зданиях, и в том числе о церкви в Токмакове переулке. «Архитектор явно иностранец! — сказал попутчик. — У нас так не строят, проект удивительный, да и среда вокруг организована аккуратно». «Нет-нет, уверяю вас, архитектор наш, русский. Я его лично знаю», — возразил Бондаренко, а в ответ на просьбу собеседника познакомить его с этим загадочным мастером протянул руку и представился.
Бауманская улица, дом 23
Эта постройка не является архитектурным шедевром, но вообще очень интересна. Во-первых, это доходный дом крестьянина. Как крестьянин мог отгрохать себе четырехэтажный дом в псевдоготическом стиле в центре Москвы?
Тут важно понимать, что 90 процентов московских магнатов конца XIX века — бывшие крестьяне в первом или втором поколении. При этом разбогатев и став, по сути, купцами, некоторые из них не спешили прощаться со своим сословием официально — члены купеческой гильдии платили более высокие налоги. Владелец этого дома Антон Фролов был как раз из таких бывших крестьян.
Псевдоготический стиль дома отсылает к прошлому этого района, к Немецкой слободе, где с XVI века селились иностранцы. Расцвет Немецкая слобода пережила при Петре I, а к XIX веку уже успела обрусеть — здесь жили в основном русские купцы и фабриканты, иностранцев почти не осталось. В общем, 150 лет назад это была обычная московская фабричная окраина. Архитектор Виктор Мазырин, к которому обратился Фролов, провел историческую параллель и как бы попытался вернуть району его былую славу.
У Фролова был небольшой участок земли, и это обстоятельство продиктовало конструкцию дома. Он получился очень узким, что не характерно для московских доходных домов, а как раз отсылает к европейской архитектуре.
Сегодня доходный дом крестьянина Фролова — одна из главных достопримечательностей Бауманской улицы. Он жилой — на втором, третьем и четвертом этажах живут люди, три семьи, по семье на этаж. Самая яркая деталь дома — витражи, вызывающие ассоциации с костелами или кирхами. Витражи воссозданы уже в наше время, они хорошо видны с улицы — проходя вечером мимо дома Фролова, не забудьте полюбоваться игрой света в цветных стеклах.