23 ноября исполняется 30 лет театру, который создала Тереза Дурова, правнучка знаменитого клоуна и дрессировщика Анатолия Леонидовича Дурова. Все началось в 1990-х, когда она организовала в Москве Международный фестиваль клоунады, который вскоре превратился в театр, где не боятся работать с самыми разными жанрами — будь то цирк или балет. Сегодня он остается театром для всей семьи — здесь есть что показать и детям, и их родителям.
— Тереза Ганнибаловна, во время нашего интервью в 2018 году вы сказали о том, каким видите свой театр через несколько лет: «Труппа станет в полтора раза больше, репертуар — в два раза шире, зрителей — в 10 раз больше». Что из этого уже начало сбываться?
— В то время труппа насчитывала 52 человека, практически не было приглашенных артистов. Сейчас там 56 человек и 64 приглашенных — своих ресурсов, только своей труппы, нам уже недостаточно. Репертуар стал шире. У нас появились спектакли по произведениям Михаила Булгакова, Александра Островского, Владимира Маяковского, Александра Пушкина, Уильяма Шекспира.
«Меня так воспитывали: берешься — делай». Большое интервью с Терезой Дуровой
— Какой спектакль, поставленный за это время, особенно вам дорог?
— Так можно сказать обо всех постановках, которые мы создаем. Но о некоторых думаем чуть больше — о тех, которые вышли недавно, они «малыши». Сейчас один из них, например, — это музыкально-поэтический спектакль «Без галош элегантнее». Со времени премьеры прошло всего лишь полгода.
Дорого все. Если бы было не так, я бы сняла с репертуара. Скоро, в конце декабря, мы выпустим спектакль «Три лотоса», в основе пьесы — китайский фольклор. Мы его долго ждали, долго готовились, долго подходили к этой работе. И сейчас уже находимся на финишной прямой.
— Как выбираете материал для постановки? Как понимаете, что вот эта пьеса подождет, а эту надо ставить прямо сейчас?
— Не знаю. Это интуиция. У меня такое впечатление, что все творческие люди — режиссеры, писатели, композиторы и так далее — имеют какие-то антенны, которые ловят, независимо от нас, импульс времени, то, что надо сделать именно сегодня. И это «надо» совмещается с моим «хочу», попадает в меня и как бы раскрывается. Интересно, что резонирует обычно сразу у многих. Почему-то вдруг в одно мгновение театры обращаются к одной теме: все вдруг начинают ставить, например, Маяковского. И это вовсе не потому, что отмечаем 130 лет со дня его рождения, не потому, что обязательно к дате надо выпустить спектакли. Нас никто не принуждает!
Другое дело, если ты пустой, то ты ничего не создашь. Ассоциативный ряд не работает, если он не наполняется каждый день. Если ты не слышишь, не видишь, не думаешь, не общаешься с коллегами, не ходишь по выставкам и спектаклям, которые ставят коллеги, не тренируешь себя в качестве постановщика, у тебя глаз не помнит художественных образов, тебе неоткуда брать. Вот это очень важный момент.
— «Три лотоса» — спектакль, на который могут прийти зрители от шести лет, играть там будут и дети тоже. Как в вашем театре строится работа с детьми?
— Тут все очень просто: буквально с первой репетиции понятно, хочет ребенок играть или нет. Иногда бывает, что хотят на самом деле его родители. Если это желание ребенка, то у него обычно все получается. Он будет стараться, и его старания не пройдут даром, потому что он трудится. Мы требуем от детей точно так же, как от взрослых: они должны понимать, насколько это ответственно. Нам главное — выявить желание.
Дети — актеры и зрители
— Многие из детей-актеров, выросших в ваших стенах, связывают потом свою жизнь с театром?
— Многие да, но далеко не все. Актерство может стать каким-то маленьким эпизодом в жизни, и дальше в эту профессию они не пойдут. Но они будут знать, что такое театр, будут к этому приучать своих детей и водить сюда, они сами останутся театралами. Им интереснее жить. У них будет творческий подход к делу, чем бы они ни занимались. Они более коммуникабельные, внимательные. Так что выступать на сцене — это очень полезно для общего развития, безусловно.
Я бы вообще в каждой школе открыла большую театральную студию, сделала так, чтобы там были хорошие театральные залы. Я была бы очень счастлива, если бы в школах работали театральные педагоги. Это отдельное направление, которым надо заниматься.
— Может быть, ваш театр сотрудничает с общеобразовательными школами в этом направлении?
— Мы приезжаем в школы со своими спектаклями в рамках московской программы «Театр в школе». Это огромная и очень ответственная работа, этим нельзя заниматься как-то между делом. Для нее нужен отдельный человек в штате, у нас его пока нет. Более того, в семьях тоже должна быть культура театра. Мы часто сталкиваемся с ситуацией, когда дети не ходят в театр, потому что туда не ходят родители. И если на спектакль всем классом приходят неподготовленные дети, это тоже не очень хорошо. Тут должна быть обоюдная работа.
Сейчас идет огромный спор по поводу того, что делать с русской классикой в школе. Роман «Дубровский» Пушкина читают в шестом — седьмом классе — вовремя или рано? Или поздно? А если рано, то когда нужно? Как прийти к единому мнению, как поступить верно? Вижу здесь только один выход — «Дубровского» играть.
— Чтобы изучали произведение через игру?
— Конечно. Когда «Дубровского» не преподают в классе, в четырех стенах, а разбирают роли и события, время и место, изучают историю, выходят на сцену, погружаются в атмосферу той эпохи так же, как актеры, исполнители ролей. Тогда дети начинают понимать и любить классику. Сопричастность в данном случае очень важна.
— Дети — какие они зрители?
— Прекрасные. Мы работаем, если можно так сказать, с их духовными импульсами, с их душой. На днях, например, к нам на «Маугли» пришел очень шумный класс — приблизительно четвертый или пятый. Был у них лидер, который завел всю эту историю, кричал: «Ага, сейчас обезьяны выскочат, мы попрыгаем!» Все комментировал. Мой помощник мне сказал: «Давайте я сейчас выйду, поговорю с ними». Я ответила: «Не надо, зачем? Мы начнем спектакль, и каждого захватят события, происходящие на сцене». Открылся занавес — и все, им было уже не до разговоров. «Браво!» они кричали громче всех. То, что происходит на сцене, творит волшебство. Так что не было нужды просить их сидеть тихо — спектакль все сделал сам.
— Видеть такой живой отклик — это, наверное, один из любимых моментов в вашей работе?
— Это очень нужно, это прекрасно. До сих пор вспоминаю один момент, хотя прошло уже много лет. После показа нашего «Огнива» я увидела в зале семью — маму, папу и дочку. Они все обнимались и целовались, а я думала: «Боже мой, какое счастье! Это что же такое мы сделали?» Я могу себе представить, какими счастливыми они были весь день.
Работа, отдых и дальнейшие планы
— В этом году вашему театру исполняется 30 лет. Наверняка за это время появились какие-то традиции?
— У нас традиции равны дисциплине, если можно так сказать. Потому что традиции и дисциплина на самом деле — это очень одинаковые для меня, во всяком случае, понятия. Если всю жизнь есть традиция завтракать всегда вместе, то это уже дисциплина семьи. Та же самая ситуация у нас. Мы традиционно не опаздываем на репетиции, потому что не хотим подводить ни режиссера, ни коллег. Мы традиционно не заходим в буфет в костюме, в котором играем, не повышаем ни на кого голос. Есть забавная традиция: все дети, которые рождаются у наших актеров, учатся ползать и ходить на сцене.
— А потом приходят играть сами?
— А потом они приходят в театр уже актерами. На днях вот была целая группа малышей — они с утра в гриме, в костюмах, они все знают, все понимают, они размялись, побегали, попрыгали, приготовились, оделись, накрасились и вышли на сцену с мамами и папами. Счастливы были до невозможности. Они видят, как их родители много и сложно работают. И это у них уже в природе, по-другому они не смогут, кем бы они ни были.
— Руководство театром отнимает много сил и энергии. Тереза Ганнибаловна, как вы восстанавливаетесь, как отдыхаете?
— Понимаете, театр — такая благодатная планета, потрясающая совершенно! Когда я слушаю музыку или читаю пьесу, которые будут задействованы в моем театре, я отдыхаю. Тот круг возможностей отдыха, который есть у других людей, у меня — моя жизнь. Я не могу разделить работу и отдых. Когда я отдыхаю — я работаю, когда я работаю — я отдыхаю. Когда я еду домой, к внукам, сыну, семье, я все равно все анализирую. Самый лучший сон — когда у меня начинается работа над новым спектаклем. Я ложусь, закрываю глаза и сама себе говорю: «Сейчас я его посмотрю». И действительно, начинаю смотреть свой новый спектакль.
— А каким видите театр еще через 15 лет?
— Я думаю, что появится, может быть, несколько художественных фильмов по мотивам наших спектаклей. Мне это очень интересно. У нас будут полные залы — думаю, эту свою традицию мы не потеряем, не упустим.
Может быть, в конечном итоге мы выйдем еще на какие-то дополнительные жанры. Сегодня, например, у нас есть спектакль «Картонный человечек и Мотылек»» для маленьких детей. Это не пантомима, не драматический спектакль, а балет. Еще я все время мечтаю об опере, чтобы дать возможность нашим вокалистам больше раскрыться, — возможно, она появится. И музыкальный материал, думаю, будет еще интереснее, объемнее. Может быть, оркестр увеличим в четыре раза. В любом случае нам будет о чем говорить и что дарить нашему зрителю и дальше.
