Искусство видеть. Доктор архитектуры Борис Могинов — о тонкостях ремесла

5 марта 1994 года в России официально учредили специальность реставратора. В честь этой даты поговорили с Борисом Могиновым, доктором архитектуры, реставратором высшей категории. В профессии он уже полвека и за это время восстановил десятки памятников — от храмов и церквей до шедевров московского модерна, а еще успел выучить многих молодых реставраторов. Сейчас Борис Григорьевич работает в Центральных научно-реставрационных проектных мастерских (ЦНРПМ), одной из старейших реставрационных организаций, а также преподает в Институте искусства реставрации. Рассказываем о длинном творческом пути настоящего профессионала, его главных правилах и любимом учителе.

— Борис Григорьевич, один из ваших недавних проектов — реставрация особняка Ивана Миндовского на Поварской улице. В 2019 году проект стал лауреатом конкурса «Московская реставрация». Расскажите, какие работы здесь проводили?

— Это образец московского модерна, созданный по проекту Льва Кекушева в начале прошлого века. Мы провели на этом объекте серьезную научную реставрацию, которая заняла около двух лет. Работы прошли как в интерьерах здания, так и на фасадах. На северном фасаде мы реставрировали парадный вход, балкон, навес над хозяйственным входом и многие другие элементы. Делали все это по архивным фотографиям.

На главном (южном) фасаде мы восстановили скульптурную композицию музы живописи и искусства, которая считалась утраченной более 80 лет. Это большая работа: во-первых, нужно сделать именно так, как было в оригинале, а перед этим доказать все до мельчайших деталей: где именно находился элемент, какие у него были пропорции, какой была динамика скульптуры. Научно-реставрационный совет ЦНРПМ ничего не пропускает без достаточного обоснования. Мне повезло, что в архиве я нашел фотографии этой скульптуры, они дали основание для дальнейшей дискуссии.

— Были неожиданные открытия в процессе работы?

— Конечно, без этого не обходится практически ни один проект. Например, мы обнаружили, что на одном из фасадов должен быть балкон. В какой-то момент владельцы здания его просто срезали и заштукатурили стену. Мы сделали зондажи, обнаружили хвосты металлических балок балкона и воссоздали его. Также мы раскрыли заложенный проем с витражом, майоликовое панно и другие элементы.

— В модерне много символичных элементов. Что в этом плане можно сказать о доме Миндовского?

— Бегущая золотистая волна, головки лорелей (в немецкой культуре Лорелея — речная фея, героиня народных легенд. — Прим. mos.ru), свет, цвет покраски, растительные формы — это тематика водной стихии. Модерн вообще любит непрямые линии. Здесь они сочетаются с классическими элементами — розетками, лепниной.

— У вас колоссальный опыт работы. Несмотря на это, обращаетесь ли вы за помощью к коллегам?

— Мы все работаем в сообществе, помогаем друг другу. Я привлекаю самых разных специалистов: художников, керамистов, скульпторов, различных ученых, а иногда, не поверите, даже криминалистов. У них очень мощная техника, которая позволяет выявить то, что обычным средствам не под силу.

Например, в особняке Миндовского на втором этаже есть камин из оникса. В некоторых местах там были отверстия, из чего мы сделали вывод, что там были какие-то накладки. Что за накладки — вопрос. Мы сделали съемку специальной криминалистической аппаратурой, которая показала, что к ониксу примыкали накладки из бронзы, и выявили контуры накладок по молекулярному проникновению материалов (оникса и бронзы).

Вообще в реставрации очень важно, что она не стоит на месте, появляются новые возможности, в частности компьютерные технологии. Например, когда мы делали главный иконостас в храме Христа Спасителя, мне очень повезло со специалистом по компьютерным программам. Он с их помощью «вытаскивал» мне такие детали, которые просто на фотографии разглядеть было бы невозможно.

Особенно хочу отметить внимание московских властей к сохранению наследия. Ведь объемы реставрации с каждым годом растут, что дает нам возможность работать и сохранять наши бесценные памятники.

— Как бы вы описали идеальную реставрацию?

— Чем незаметнее она, тем выше квалификация реставратора. Знаете, когда комиссия приходит принимать объект и задает вопрос: «А что вы здесь сделали?» Это значит, что даже профессионал не улавливает границы, где старое, а где новое. Это и есть самая высокая оценка.

— Что главное в вашей профессии?

— Есть такая Венецианская хартия 1931 года, в которой говорится: реставрация кончается там, где начинается гипотеза. То есть восстанавливать можно только те элементы, в которых ты уверен на 100 процентов: где они находились, из каких материалов были сделаны. Если есть сомнения — нужно остановиться. Новоделом заниматься нельзя, нельзя воссоздавать необоснованно. Есть очень редкие исключения из этого правила. Например, как можно не воссоздать купол или крест на культовом памятнике? Никак.

У меня есть правило, которое я унаследовал от своего учителя, архитектора-реставратора Льва Артуровича Давида: приходи на объект и смотри на реставрируемый элемент памятника до тех пор, пока его не увидишь. Что это значит? Нужно понять, как реставрировать памятник, увидеть то, что скрыто и сильно повреждено. Это умение видеть приходит с опытом, после многолетней работы на объектах и изучения архивов.

Еще один совет моего учителя: бери только сложные объекты. Всю жизнь я старался следовать этому правилу.

— Видно, что ваш учитель оказал на вас большое влияние, расскажите немного о нем.

— Лев Артурович — это не просто мой учитель, это мой второй отец. У него очень интересная биография: родился в Марселе, был французским подданным, отца его убили в Первой мировой войне, и мама, урожденная Чуракова, вместе с ним вернулась в Россию. Он здесь вырос и стал настоящим профессионалом. Мы вместе с ним проработали 20 с лишним лет.

Давид не просто восстанавливал памятники, он боролся за них. Когда церковь Феодора Студита начали ломать шар-бабой, оборвался трос. Он приехал к церкви с фотографом, отснял декор XVII века и отвез фотографии в комиссию по сносу. Рассказывал про ценность памятника, его богатую историю, о том, что там находился больничный монастырь, — никакой реакции. Тогда он рассказал о том, что в этом храме крестили Александра Васильевича Суворова. После чего комиссия решила законсервировать памятник и найти его будущего пользователя. Мы вместе с ним работали над этим объектом.

— Расскажите о своих любимых проектах.

— Сложно выделять любимые, все они как дети для реставратора. Могу назвать вам несколько объектов, в том числе те, за которые я получил диплом доктора архитектуры ЮНЕСКО. Это церковь Антипия на Колымажном дворе (1575 год), церковь Рождества Богородицы в Старом Симонове (1509 год), церковь Федора Студита (1626 год), церковь Николы в Старом Ваганькове (1539 год), церковь Малое Вознесение (1589 год).

— Свою практическую деятельность вы почти всегда совмещали с преподавательской. Что вы можете сказать о новых поколениях реставраторов?

— Молодые ребята бывают очень талантливыми и увлеченными, но им не хватает практического опыта. Многие вещи приходят только со временем, ни учебники, ни даже хорошие преподаватели его не заменят. Нужен многолетний опыт того самого видения объекта, о котором мы говорили, и, конечно, опыт работы с архивами. Приемы и почерк у всех мастеров были разными, представляете, сколько времени нужно для того, чтобы научиться различать приемы и почерки?