Середина лета в Москве выдалась довольно пасмурной, и хотя ливни пока отступили, все равно пересмотрите фильм «Июльский дождь», снятый живым классиком Марленом Хуциевым в середине 1960-х. В киноленте с неба льет только вначале и совсем не долго, но этот дождь много значит для главной героини, времени, в котором она живет, и его духа.
Фильм начинается с четырехминутной сцены, в которой не происходит почти ничего. Просто красивая девушка идет по летней Москве. Она то теряется среди прохожих, так же, как она, спешащих по своим делам по Петровке, то выныривает из толпы — и ее снова находит камера. За кадром звучит попурри из увертюры оперы «Кармен» Жоржа Бизе, поп-музыки, радиопередач о футболе, помех. Словно кто-то нетерпеливый крутит ручку транзистора и не в силах остановиться на одной волне.
И вдруг в музыку врывается раскат грома — и все останавливается: льет дождь, камера стоит на месте, перед ней у стены с рекламными плакатами советских часов «Восток» и «Алмаз» выстроились застигнутые врасплох прохожие. «Ну, это надолго!» — говорит низким певучим голосом девушка. Через пару мгновений она снова побежит по улице в куртке, одолженной ей незнакомым товарищем по несчастью, чье лицо не запомнит и чей голос потом будет с волнением слушать по вечерам в телефонной трубке.
«Июльский дождь» таков до самого конца: он состоит из упоительно длинных планов Москвы, молчания, случайно попавшей в кадр московской жизни и резких смен настроения. Марлен Хуциев вместе с оператором Германом Лавровым с почти буддистским спокойствием несколько минут изучают подъезжающие к посольству автомобили и выходящих из них пассажиров, прибывших на дипломатический прием, — и тут же перемещаются на шумную вечеринку, где танцуют, поют песни под гитару, ведут светские беседы, состоящие из клишированных фраз.
Эту прохладную отстраненность, очевидно почерпнутую у зарубежных коллег (таких, как Микеланджело Антониони), Хуциеву ставили в вину. Фильм посчитали затянутым и претенциозным, сценарий — слабым, героев — невнятными и нетипичными. Прокат «Июльского дождя» был ограничен, в кинотеатрах в 1960-е его успели увидеть лишь три миллиона зрителей.
«Июльский дождь» входит в своеобразную дилогию с предыдущим фильмом Хуциева «Застава Ильича (Мне 20 лет)», работа над которым началась в 1959 году, вскоре после ХХ съезда КПСС и речи Хрущева о культе личности Сталина на закрытом заседании ЦК. Если герои «Заставы Ильича» — юные дети страны, охваченной резкими переменами, то герои «Июльского дождя» — молодые люди лет 30, озабоченные собственными проблемами.
Как быть с начальником, присвоившим твой научный доклад? Стоит ли выходить замуж за человека надежного, но нелюбимого? Стоит ли бывать в компании, где все разговоры состоят из отборных пошлостей? «Июльский дождь» не только рисует портреты типичных шестидесятников, переживающих кризис среднего возраста, но и подводит итоги короткой эпохи хрущевской оттепели. Вскоре после его выхода советские танки въедут в Прагу, а незадолго до — Хрущев выйдет на пенсию, раскритикует оттепель и назовет жуликом писателя Илью Эренбурга, придумавшего этот термин.
Еще до появления современного интернета и разнообразных мессенджеров Хуциев показал в своем фильме переписку в чате. В одной из сцен главная героиня Лена печатает на машинке под диктовку своего жениха Володи — молодого ученого. Работу прерывает обсуждение планов на вечер, а потом звонит телефон и беседа превращается в стук клавиш: «Какие будут предложения?» — «Какой-нибудь культурный отдых. Кафе “Парус”. Кинотеатр “Вымпел”. Пельменная “Уксус”» — «А работа?» — «Не волк».
Впрочем, герои «Июльского дождя» в принципе говорят так, будто печатают свои реплики на машинке или читают их с листа. Искусствовед Александр Генис утверждает, что диалоги, полностью состоящие из «литературного шлака эпохи» и утомительного обыгрывания штампов — худшее, что есть в фильме. Действительно, после легких и живых разговоров героев «Заставы Ильича», написанных Хуциевым вместе с Геннадием Шпаликовым, диалоги Лены и ее собеседников звучат тяжело и неестественно.
Лена, которую сыграла актриса Евгения Уралова, стала одним из главных символов оттепельного кино. В первой сцене, в которой она идет по Петровке, Хуциев сравнивает ее спокойное улыбающееся лицо с лицами мадонн с полотен мастеров Возрождения. Этим он как бы намекает, что простой человек может быть не менее интересным, чем произведение искусства.
О том, какая она на самом деле, Лена поведает сама в телефонных разговорах с невидимым Женей, который спасает ее от дождя в начале фильма. Ему, как психоаналитику, она исповедуется по вечерам, рассказывая об отношениях с отцом, поисках смысла жизни и цене своего умения держаться молодцом.
Лена работает инженером в типографии, любит свое дело и много лет встречается с перспективным Володей — «морозоустойчивым, водонепроницаемым, антикоррозийным» и, как выясняется позже, совершенно ей не подходящим.
Эти сеансы психоанализа, как дождь, хлынувший на летнюю Москву, промывают оптику, через которую Лена смотрит на мир. Она вдруг начинает замечать фальшь в окружающих ее людях. Восторг, с которым она слушает Алика — короля вечеринок, барда, покорителя женских сердец, бывшего участника Великой Отечественной войны и циника, — сменяется отвращением.
Поэтическая картина, состоящая из длинных планов в духе французской новой волны, витиеватых непростых разговоров и недосказанностей, заканчивается неожиданно — документальной съемкой встречи фронтовиков у Большого театра. На площади Свердлова (ныне — Театральной) ветераны впервые встретились только спустя 20 лет после окончания войны — 9 мая 1965 года. Страна немного залечила раны, нанесенные войной. С этого года в СССР взяли курс на укрепление роли победы советского народа.
За встречей фронтовых товарищей наблюдает Лена. Среди ветеранов, обнимающих друг друга, есть и Алик, еще недавно цинично высказывавшийся о войне на вечеринке. Как и другие, он не может сдержать искренних слез. Сюжет фильма изящно закольцовывается: героиня снова затерялась в толпе, но уже не кажется одинокой. Как и герои «Заставы Ильича», Лена приходит к осознанию собственной сопричастности к истории своей страны. Кульминационная сцена фильма, кстати, получилась совершенно случайно. Хуциев вспоминает: о собрании он не знал — просто шел мимо, увидел и тут же вызвал съемочную группу.