Первое издание «Двух капитанов» вышло в 1940 году. Приключенческий роман о юноше, решившем расследовать обстоятельства гибели отца своей подруги, уже был знаком читателям – в течение двух лет он публиковался с продолжением в детском журнале «Костер». С началом войны Каверин отправился корреспондентом на Северный флот – писать статьи и очерки для местных и центральных газет и параллельно собирать материал для новой редакции романа. Так во временной канве «Двух капитанов» к гражданской войне, детству главного героя, пришедшегося на 1920-е годы, и 1930-м добавилась Великая Отечественная и Победа, которую писатель предсказал за год до мая 1945-го.
Удивительно, но роман, в котором ни разу не упоминались ни Сталин, ни партия, в 1946 году получил Сталинскую премию. Каверин обошелся самыми простыми словами, на страницах «Двух капитанов» не найти патетики и лозунгов. Жизнь страны глазами одного героя предстает без прикрас и лакировки: в ней есть и беспризорники, и голод, и доносы. Но все плохое и тяжелое в романе – временно. На первом плане – обычные советские люди, добрые и честные, с которыми все обязательно будет хорошо.
Предлагаем пройти вслед за героями по Москве от 1919 года до 1945-го. Следите за их перемещениями по карте.
Москва в 1919 году
В Москву главный герой романа, мальчик Саня Григорьев, приезжает из провинциального Энска (за условным топонимом скрывается родной город Каверина Псков). Оставшись без родителей и решив не отправляться с сестрой в приют, Саня и его лучший друг Петька Сковородников сбегают в Туркестан – туда, где тепло и апельсины растут прямо на улицах. Но успевают добраться только до Москвы, где их пути надолго расходятся. Саня попадает в приемник-распределитель для беспризорных, откуда его переводят в школу-коммуну.
Фото: mos.ru
Дети-беспризорники, оставшиеся без родителей, были настоящим бедствием послереволюционных лет. Первые школы-коммуны интернатного типа для сирот, детей красноармейцев и бедняков появились в Москве в 1918 году. Огражденные от дурного влияния улицы, вчерашние беспризорники здесь должны были превращаться в новых граждан новой страны. Жизнь в школе изменила взгляд главного героя на столицу – сперва показавшись грубой, грязной и страшной, теперь она очаровывает его. Вот как описывает Москву того времени от его имени Вениамин Каверин. Писатель, как и его герой, впервые приехал в Москву в 1919-м – в уста Сани он вкладывает собственные воспоминания:
«Только теперь, во время этих ежедневных скитаний, я узнал и полюбил Москву. Она была таинственная, огромная, снежная, занятая голодом и войной. Карты висели на площадях, и красная нитка, поддерживаемая флажками, проходила где-то между Курском и Харьковом, приближаясь к Москве. Охотный ряд был низкий, длинный, деревянный и раскрашенный. Художники-футуристы намалевывали странные картины на его стенах – людей с зелеными лицами, церкви с падающими куполами. Такие же картины украшали высокий забор на Тверской».
Школа-коммуна
«Еще недавно в большом красном здании на Садовой-Триумфальной помещалась гимназия Пестова. При ней был открыт маленький детский дом – наш дом. Зимой девятнадцатого года гимназия Пестова была слита с реальным училищем Лядова, а весной – с женской гимназией Бржозовской».
Фото: mos.ru
Школу писатель помещает не просто на Садовую-Триумфальную, а почти на Триумфальную площадь – указания на это встречаются в тексте дальше. Несмотря на довольно четко определенное местоположение, школа, в которой учился Саня Григорьев, не существовала в реальности. Но ее директор – Николай Антонович Татаринов, грузный самодовольный человек, бледнеющий от смеха и очень любящий поучать окружающих, – списан с натуры.
Прототип самого отрицательного персонажа романа, к финалу становящегося персонифицированным инфернальным злом, – Артур Генрихович Готалов-Готлиб, директор Псковской гимназии, в которой учился Каверин. Чем тот обидел своего ученика, история умалчивает, но, очевидно, воспоминание о директоре накладывается на впечатление от Москвы, куда будущий писатель впервые приехал в 16 лет.
О том, что именно Готалов-Готлиб послужил прообразом Татаринова, писали многие знакомые Каверина с его слов. Сам писатель в «Письме к читателям» в ответ на многочисленные вопросы уклончиво называет прототипом директора московской школы, которую он окончил в 1919 году.
Дом Татаринова
Несмотря на свою неприязнь к Николаю Антоновичу, Каверин все же селит этого героя на 2-й Тверской-Ямской улице, где прошел его первый московский год. Почему писатель делится с ним местом, с которым связаны теплые личные воспоминания? Потому что директор живет не один, а с семьей своего брата – капитана, не вернувшегося из экспедиции по Северному морскому пути. Вместе с ним живут вдова капитана Марья Васильевна, ее мать Нина Капитоновна и дочь Катя, которая станет единственной любовью главного героя.
Фото: mos.ru
Со старушкой Ниной Капитоновной Саня встречается где-то на Тверской. Он помогает ей донести до дома тяжелые покупки, хотя та поначалу против: накануне при таких же обстоятельствах беспризорники украли у нее лимон. Узнав, что Саня приехал в Москву из Энска, она смягчается, ведь это и ее родной город.
«На Триумфальной я показал ей нашу школу.
– Совсем земляки, – загадочно сказала старушка. Она жила на 2-й Тверской-Ямской в маленьком кирпичном доме. Знакомый дом».
Летний лагерь в Серебряном бору
На лето обитателей школы-коммуны увозили из центра столицы за город, в Серебряный бор. Да, в начале 1920-х эта территория еще не была Москвой. Район Мневники вошел в состав столицы только в 1940-е годы.
Усадьба в Серебряном бору.
Фото: pastvu.com
Сегодня поездка от окрестностей Триумфальной площади до Серебряного бора занимает совсем немного времени, а тогда, почти сто лет назад, это было целое путешествие. И не только в пространстве, но и во времени. По крайней мере, Саня описывает его именно так – из Москвы с картинами художников-футуристов его школа отправляется в мир старинной усадьбы:
«Лето мы провели в Серебряном Бору, в старинном заброшенном доме с маленькими лестницами-переходами, с резными деревянными потолками, с коридорами, внезапно кончавшимися глухой стеной. Все в этом доме скрипело – двери по-своему, ставни по-своему. Одна большая комната была заколочена наглухо. Но и там что-то поскрипывало, шуршало – и вдруг начинался мерный дребезжащий стук, как будто молоточек в часах бил мимо звонка. На чердаке росли дождевики, иностранные книги валялись с вырванными страницами, без переплетов. До революции дом принадлежал старой цыганке-графине. Цыганка-графиня! Это было загадочно».
Третья студия МХАТ (Театр имени Евгения Вахтангова)
«Мы встретились в театре на “Принцессе Турандот”. Катя достала три билета – третий для Нины Капитоновны. Но Нина Капитоновна почему-то не пошла, и билет достался мне. Я часто бывал в театре. Но одно дело – культпоход, а другое – Марья Васильевна и Катя… В нашей школе много говорили о “Принцессе Турандот” и даже пытались поставить. Гришка Фабер утверждал, что в этой пьесе все мужские роли написаны для него, как нарочно».
Фото: mos.ru
В Москве начала 1920-х был только один театр, о постановке «Принцесса Турандот» могли говорить все – от искушенной публики до школьников. Это была Третья студия МХАТ на Арбате, в 1926 году переименованная в Театр имени Вахтангова. Постановка сказки Карло Гоцци «Принцесса Турандот» стала последней режиссерской работой Евгения Вахтангова и вершиной его творческой биографии. Спектакль имел – без преувеличений – феноменальный успех, о котором сегодня напоминает фонтан «Принцесса Турандот», установленный перед входом в театр в 1997 году.
Вахтангов предложил оригинальную трактовку – спектакль внутри спектакля. Артисты играли актеров некого венецианского театра, разыгрывающих представление о принцессе Турандот. Зрители были в восторге – к оригинальному тексту Гоцци Вахтангов добавил злободневные комментарии, которыми обмениваются актеры между репликами своих персонажей. Спектакль во многом определил то, что сегодня называется вахтанговской школой: в нем ярко воплощена концепция Вахтангова о «театре-празднике».
Впрочем, Каверин выбирает для культпохода своих героев «Принцессу Турандот» не только как ярчайшее событие того времени. Здесь есть метафора: спектакль о принцессе, которая не хочет выходить замуж и пытается отвадить принцев, претендующих на ее руку, смотрит оказавшаяся в схожей ситуации Марья Васильевна. Жениться на ней мечтают сразу два человека, а она хранит верность пропавшему без вести мужу и не знает, что делать.
Дом Ивана Павловича Кораблева
Полная противоположность Николая Антоновича – учитель географии Иван Павлович Кораблев, справедливый, честный и добрый. Это он организовал в школе любительский театр и открыл актерский талант в Гришке Фабере, утверждавшем, что все мужские роли в «Принцессе Турандот» написаны для него. Кораблев быстро становится главным авторитетом для учеников – к возмущению директора школы. Тот соперничает с географом не только в работе, но и в личной жизни: они оба влюблены во вдову капитана Татаринова. Марья Васильевна выходит замуж за брата покойного мужа из благодарности за заботу о ней и ее дочери, не зная, что Николай Антонович подстроил гибель экспедиции. Страшная правда откроется в доме Кораблева: Саня перескажет ей обрывок письма, найденного в энском детстве. Там капитан просит жену не верить его брату.
Фото: mos.ru
С этого момента начинается взросление главного героя. Всю свою дальнейшую жизнь Саня посвятит тому, чтобы найти следы погибшей экспедиции и доказать, что не оклеветал невинного человека, а сказал правду. Кораблев будет поддерживать Саню, как отец, а его холостяцкая квартира станет для главного героя чем-то вроде второго родительского дома. Вычислить местоположение дома, где жил Кораблев, несложно. Каверин дает довольно точные координаты: «Кораблев жил в Воротниковском переулке, в деревянном одноэтажном флигеле со ставнями и верандой, похожем на дачу». Также он упоминает, что из двора школы, то есть с Садовой-Триумфальной, были видны его окна. Значит, писатель имеет в виду перекресток Воротниковского переулка с Садовым кольцом.
Дом доктора
Еще один адрес из романа, который можно определить более или менее точно. Иван Иванович, по профессии доктор, а по убеждениям – революционер, которого Саня с сестрой укрывали у себя дома в Энске, в Москве тоже живет на Садовом кольце. Судя по описанию, которое дает Каверин, он имеет в виду доходный дом Чепелевской (Зубовский бульвар, дом 13).
Фото: mos.ru
«Только одно окно светилось в глубине сада, в белом доме с колоннами на Зубовском бульваре, и я решил, что это в комнате доктора горит свет. Я ошибся. Доктор жил, оказывается, в третьем этаже, а свет горел во втором. Квартира восемь, вот она. Под номером было крупно написано мелом: “Здесь живет Павлов, а не Левенсон”. Павлов – это и был доктор Иван Иваныч».
Когда-то Иван Иванович научил Саню говорить, обнаружив у мальчика редкий случай немоты без глухоты. Позже он будет часто возникать в его судьбе, будто ангел-хранитель, помогая не только как врач. Доктор поселится на Крайнем Севере и будет содействовать Сане в поисках следов экспедиции капитана Татаринова.
Зоопарк
Благодаря роману мы можем заглянуть в Московский зоопарк 1920-х годов – глазами писателя, конечно. Это было не лучшее время в жизни зоосада, но тем не менее оно связано с важной вехой. В 1924 году здесь открылся Клуб юных биологов, где преподавали известные зоологи Петр Смолин и Петр Мантейфель. Из клуба вышло не одно поколение советских ученых. Очевидно, в Клубе юных биологов занимался Валька – одноклассник Сани, с детства обожавший животных. К моменту, когда Саня, Катя и ее подруга Кира пришли на прогулку в зоопарк, Валька уже был младшим научным сотрудником некой экспериментальной лаборатории.
«Я условился с Валькой, что он встретит нас у входа, но его почему-то не было, а брать билеты было просто глупо, раз он хвастался, что может провести нас бесплатно... Тогда Зоосад был не то, что теперь. Многие отделения были закрыты, а другие представляли собою самые обыкновенные, покрытые снегом поля. Валька сказал, что на этих полях живут песцы, что у них есть норы и так далее. Но мы не видели никаких песцов и вообще ничего, кроме снега, так что пришлось поверить Вальке на слово».
Большой театр
После школы главный герой уезжает в Ленинград на учебу в летной школе ОСОАВИАХИМа. С Катей они надолго расстаются – Николай Антонович настраивает племянницу против Сани. Первая встреча после долгой разлуки происходит, когда герой ненадолго прибывает в Москву. Свидание назначает у Большого, но ни театр, ни площадь перед ним не занимают его – он смотрит только на Катю. Каверин поведет своих героев мимо первых строящихся станций метро – так мы узнаем, что действие переместилось в 1935 год.
Фото: mos.ru
«Наконец в девятом часу вечера я отправился к Большому театру. Это была прежняя Катя с косами вокруг головы, завитками на лбу, которые я всегда вспоминал, когда думал о ней. Она побледнела и выросла и, конечно, была теперь не та девочка, которая когда-то поцеловала меня в сквере на Триумфальной… Это был год, когда Москва начинала строить метро, и в самых знакомых местах поперек улиц стояли заборы и нужно было идти вдоль этих заборов по гнущимся доскам и возвращаться, потому что забор кончался ямой, которой вчера еще не было и из которой теперь слышались голоса и шум подземной работы».
Дом Киры
Повзрослевшая Катя, осознав подлость Николая Антоновича, уйдет из его дома. Со 2-й Тверской-Ямской она переедет на Сивцев Вражек – в квартиру к своей подруге Кире:
«До сих пор это был самый обыкновенный кривой московский переулок, вроде Собачьей Площадки, на которой когда-то жил Петька. Но вот Катя переехала на Сивцев Вражек – и с тех пор он удивительно переменился. Он стал именно тем переулком, в котором жила Катя и который поэтому был ничуть не похож на все другие московские переулки. И самое название, которое всегда казалось мне смешным, теперь стало значительным и каким-то “катиным”, как все, что было связано с нею».
Сивцев Вражек, 1920-е годы.
Фото: pastvu.com
Для Сани это место сразу становится особенным – здесь они с Катей засиживаются до темноты на кухне Кириной мамы, здесь решают пожениться и быть вместе всю жизнь. Было оно особенным и для самого писателя: на Сивцевом Вражке жила его знакомая старушка, ставшая прототипом Нины Капитоновны. В «Письме к читателям» он пишет, что ее «еще недавно можно было встретить на Сивцевом Вражке, в той же зеленой безрукавке и с той же кошелкой в руке».
Географическое общество
Каверин поставил последнюю точку в «Двух капитанах» в 1944 году, действие романа тоже заканчивается в 1944-м. Писатель, как и многие его современники, предсказал победу за год до мая 1945-го. На последних страницах «Двух капитанов» капитан авиации Александр Григорьев, чудом выживший после серьезного ранения, гуляет по Москве со своей женой Екатериной Григорьевой. О победе говорится почти вскользь, но читатели в 1944 году понимают: ждать осталось недолго:
«Это был день, когда вдруг сверкнуло в душе и осталось навеки ослепительное сознание победы. Еще она не была напечатана черными буквами на газетном листе, еще многие должны были отдать за нее жизнь, но уже она была ясно видна в том неуловимом “чувстве возвращения”, которое было, казалось, разлито повсюду. Жизнь возвращалась на старые места, война сделала их совсем другими, и странным, молодым ощущением столкновения нового и старого была полна Москва лета 1944 года».
Победа в войне перекликается с личной победой капитана Григорьева. Начав свое расследование гибели экспедиции капитана Татаринова, он много раз пытался выступить в Географическом обществе с докладом об открытиях, которые успел сделать отец Кати, и об обстоятельствах, которые не дали ему вернуться. В 1944 году Саня прочитает свой доклад. В зале соберутся все – и Катя, и Валька, и Кира, и мама Киры, и Кораблев, и Николай Антонович. Последний будет повержен – а вместе с ним будет окончательно побежден старый мир.
«Страшная суматоха поднялась в зале, едва я кончил свою речь, – в передних рядах многие встали, в задних стали кричать, чтобы садились – не видно, а он стоял, подняв руку с палкой, и кричал:
— Я прошу слова, я прошу слова!
Он получил слово, но ему не дали говорить. В жизни моей я не слышал такого дьявольского шума, который поднимался, едва он открывал рот. Но он все-таки сказал что-то – никто не расслышал – и, тяжело стуча палкой, сошел с кафедры и направился к выходу вдоль зрительного зала. Он шел в полной пустоте – и там, где он проходил, долго была еще пустота, как будто никто не хотел идти там, где он только что прошел, стуча своей палкой».
Источник: mos.ru
